svyatogorodski | Entries tagged with притча

Римское государство состоит из двух организмов: один слабый, со слабой головой – сенат, другой – сильный, но совсем без головы. Тот самый Сергий Катилина, который "доколе".

Предок диплодока был самым большим и сильным зверем в лесу. И у него даже была голова. Правда, маленькая-маленькая и слабенькая-слабенькая. Чтобы покушать с высокой ветки ее хватало, а на остальное -- не всегда. Поэтому, если его кусали за заднюю лапу, то до головы сигнал доходил через секунды, и лапу он двигал через полминуты, а выводы посложнее занимали у него годы. При такой массе он мог позволить себе быть не самым умным.

Впрочем, природа не терпит пустоты, на всякий большой кусок мяса находится много желающих, и в лесу завелись прилетевшие из-за бугра говномухи цеце, которые откладывали в диплодока яйца. Пока он понимал, что его кусают за левое полужопие (где шкура была потоньше), и поворачивал туда башку, муха уже успевала улететь, и скоро там завелся целый инкубатор опарышей. Конечно, диплодок временами понимал, что где-то там что-то чешется, и даже покусывал себя за задницу с левой стороны, отчего чесалось и гноилось еще сильнее, но выводов никаких сделать не мог, пока лет через десять случайно не полез чесаться в тот момент, когда там сидел целый рой мух. Тут и он сообразил, что к чему, и с тех пор регулярно, по делу или нет, поворачивался через левое плечо, шипел, кусал все что только находилось с той стороны -- кусты, ветки, динозавров поменьше, свою задницу -- тоже, и... через год-два ему стало намного лучше, раны зажили, новые мухи не пробивались. Обрадованный диплодок продолжал свою защиту и даже сочинил легенду, что с левого плеча стоит веелзевул, но тут у него зачесалось... правое полужопие.

Я оставлю читателям гадать, сколько лет диплодок продолжал шипеть и искать мух с левой стороны, прежде чем справился с новой напастью, но закончу оптимистично -- через пару тысяч лет метаний вправо и влево у диплодока вырос второй мозг -- в заднице, и он смог намного более адекватно о ней заботиться. Прежде чем вымер окончательно.

«Вы ничуть не мешаете мне, - возразил он, - извольте себе стрелять, а впрочем, как вам угодно: выстрел ваш остается за вами. Я всегда готов к вашим услугам. А. Пушкин, "Выстрел".

Были у меня два одноклассника весьма нетипичных для моей школы. Оба учились так себе, хотя один из них в геометрии на построения был очень крут. Один, назовем его В, в конце школы увлекся русским патриотизмом и начал продвигать теорию, что все, кто хочет, должны быстренько из россии матушки уехать, а не глаза тут мозолить. Другой, назовем его Б, был половинка. Семитская половинка. Но не та, что вы подумали, а наполовину магрибец. Сказать, что это был клиент с шилом в заднице -- understatement. Зато у него было образцовое русское имя с прицелом на будущее. ~~Булава~~ (вычеркнуто цензурой). И к моменту поступления в нашу школу он уже был описан в литературе.

Теперь, собственно, сама байка. Вся эта пантомима была разыграна в лицах где-то в подвале на уроке труда к большому удовольствию зрителей, желавших успеха всем участникам. Все мысли последних отражались на их лицах без единого слова -- мастерская актерская игра. Б немножко занимался каратэ, даже без этого был в отличной физической форме, -- неровня задохлику В. И вот Б изображал бесконтактный бой с В. В принципе, почти никто в классе заниматься с Б такой (или другой) херней не хотел, хотя иногда самым мощным приходилось его немножко модерировать для поддержания общественной безопасности, но В, возможно, льстило это занятие. В какой-то момент для демонстрации собственной крути Б закрыл глаза, не рассчитал на пару сантиметров, где остановить один из ударов, и законтачил В по подбородку. Возник вопрос ответки. Обеим сторонам было очевидно, что по понятиям В может теперь звездануть Б в качестве компенсации за морально-челюстной ущерб. Б даже опустил руки из защиты. Но В боялся. Поэтому он ударил, но совсем чуток, чтобы без эскалации. Б, согласно кодексу, не ответил, и тут на лице В отразилось дикое сожаление, что он ударил намного слабее, чем огреб, а ведь было можно.... Короче, он решил, что недополучил компенсации и сатисфакции, и, раз кодекс блюдется, то надо ударить соразмерно. Что он тут же и выполнил, благо Б стоял опустив руки. Но еще в кодексе хаммурапи писали -- удар за удар, а не два... Короче, В немедленно огреб второй раз с той самой эскалацией, почти упал, и на этом представление закончилось. Формально счет был два-два, а по факту в каждом раунде В накостыляли на порядок сильнее. Если бы это была простая драка, то так оно бы и должно было быть, но тут, вроде, регламент, всё по кодексу -- мой выстрел, ваш выстрел... А результат -- инвариант.

P.S. Ну ладно, у приматов подичее всё это очень наглядно, ритуально, и из партера наблюдать -- одно удовольствие. Но когда вся международная политика так же построена, а про кодекс не только участники думают, но и галдят зрители из зала... Это уже даже не сюр, а планета обезьян.

Есть такое хобби – ходить по довольно помойным местам и вытаскивать что-нибудь подурнее. Иногда прикольно, но в общем-то неинтересно. Дна нет. Глупость, как говорил Эйнштейн, не ограничена. А вот найти в помойке бриллиант – это таки челендж. Следующую притчу даже не надо пересказывать, а только благодарно скопировать.

P.S. Справедливости ради отметим, что история с конем Калигулы дала вдохновение бесчисленным поколениям писателей, историков, художников и т.д., и сама она, возможно, тоже, в той или иной мере, плод фантазии. Современные историки отмечают, что все классические описания правления Калигулы были сделаны небеспристрастно, кое-что наверняка преувеличено, ну, и так далее. Короче, не исключено, что она с самого начала была притчей, но немного на другую тему.

Историю про это видео рассказывал мне один знакомый, так что сочинение притчи свелось к художественному пересказу.

Поход по пересеченной местности. Камера одного из участников снимает идущего впереди мужика с рюкзаком килограмм за 30. Долгое время ничего особого. Затем начинаются кочки, под ногами хлюпает – надо пересечь длинный заболоченный кусок. Метров пятьсот мужику удается переваливаться с кочки на кочку, иногда немного прыгая, пот течет с него так, что видно даже сзади. Потом он все-таки оступается, энергично жестикулирует (слов не слышно, но можно догадаться) и дальше заботится только о том, куда ставить правую ногу. Видно, что ему стало легче, прыгать уже не надо, но ходьба совершенно в раскоряку – левой по лужицам, правой по кочкам. Еще через пару километров он зазевался, и правая нога тоже слетела. Мужик, лениво машет рукой с чувством реального облегчения, и идет дальше по принципу наименьшего действия.

Ох, нелегкая это работа –
Из болота тащить бегемота.
К. Чуковский, «Телефон».

В школе Ваню немножко дразнили из-за фамилии Жеребец-Нильский, а он отбрехивался выдумкой о том, что это древняя аристократическая фамилия, а его предки из татарских князей разводили породистых лошадей и пороли предков насмешников на конюшне. Может быть, поэтому Ваня интересовался историей лошадей и родственных видов и, в итоге, выучился на палеонтолога. Впрочем, в аспирантуре ему досталась задача совсем не про лошадей, и даже не про зебр, а про бегемотов. Экспедиция с их кафедры откопала в пустыне кладбище бегемотов возрастом порядка миллиона лет. Само по себе это не было так уж удивительно – климат менялся несколько раз, пустыня, степи и оазисы в этом месте то наступали, то отступали, и бегемоты периодически там водились – кости находили и ранее. Странным было только то, что здесь их было довольно много и в отличной сохранности. Ванин научный руководитель решил, что эта загадка сойдет для диссертации, но тема не так уж интересна, и со спокойной совестью передал Ване заниматься ею.

Вдохновленный независимостью Ваня развил бурную активность и быстро выяснил несколько интересных вещей: кладбище представляло собой остатки болота, все кости принадлежали взрослым (если не старым) бегемотам, другие виды там почти не встречались. Объяснить это он не мог, но на публикацию хватило. Критики заявили, что по молодости он все перепутал, методология ненадежна, а выводы просто нелепы, и Ване пришлось защищаться. Он снарядил другую экспедицию, где уже знал, что искать – остатки другого болота в какой-нибудь низине. Ему сопутствовал успех, нашли еще пару похожих мест, и Ванино открытие было застолблено. Больше того, этого хватило не только на защиту, но и на получение позиции в хорошем универе, и вскоре Иван Петрович Нильский стал перспективным молодым ученым и лидером в своей, пусть и небольшой, нише (фамилию Жеребец он откинул не потому что изменил лошадям с бегемотами, а по гораздо более прозаичной причине: переводить ее на английский – сущий ад).

Между тем загадки в области только множились, это подогревало интерес коллег, и популярность темы росла. Здесь не проходила типичная модель возникновения кладбищ животных из-за внезапной катастрофы, такой как извержение вулкана, метеорит, цунами. Ведь, в этом случае, будет и молодняк. Модель с ловушкой тоже не годилась – иногда болота являются смертельной ловушкой для зверья, а придонный слой без кислорода хорошо сохраняет остатки, но тогда там должны быть другие виды, а не бегемоты, которым вода с грязью – дом родной. Короче, реальных продвижений было немного, но до поры до времени Ивану Петровичу это только шло на пользу. Он так и оставался лидером-первооткрывателем небольшого направления, откопал еще пару кладбищ Нильского (так их теперь называли с легкой руки его учеников), нашел между ними какие-то минимальные различия, и так далее.

Проблемы начались лет через пятнадцать. Вначале небольшие – стали иногда отказывать в позициях ученикам, затем в заявках на гранты, начали поступать отлупы из хороших журналов, короче, стало ясно, что область выходит из моды. Задача осталась, но настоящего продвижения не было, и коллеги занялись другими делами. Через какое-то время за ними последовали и бывшие ученики посильнее. С этим Нильский никак смириться не мог, настаивал, чтобы они в первую очередь занимались бегемотами, вдрызг разругался с перебежчиками, обвинив их в оппортунизме, мол «за грант продаст родного папу»...

Конечно, Нильский пытался что-то сделать, выдвигал все более завиральные гипотезы насчет происхождения кладбищ бегемотов, чем только ухудшал ситуацию. Под конец карьеры он уже и сам понимал, что и коллеги правы, и «перебежчики», и что надо бы и ему заняться другой проблемой, раз эта не решается, «Life is short!», но было уже поздно. Во-первых, выучить что-то по настоящему новое, да еще отстав лет на тридцать, практически нереально, а во-вторых, чисто психологически он не мог себя заставить изучать другую тему, где он даже не так чтобы не главный эксперт, а просто не имеет никакого начального веса. Короче, никаких особых надежд у него не было, и он просто собирался спокойно доплыть до пенсии на бегемотах.

Где-то в этот период, сидя с внуком, Иван Петрович включил National Geographic и попал на съемки из Африки. Показывали жизнь небольшого оазиса, где в лучшие времена была и пара слонов, и львы, и, конечно, куча бегемотов в озерке. Внука очень впечатлило, что доказывая свою доминантность, матерый бегемот порвал молодому шкуру на заднице. Бивни у них о-го-го, никто не спорит, но и задница – 2 метра в охвате, это как же надо уметь раскрыть пасть... А дальше пошло несколько сухих лет, и съемочная группа снимала, как ушли слоны, затем мелкие копытные, за ними и львы, и, когда лужа сильно обмелела, ночами начали уходить бегемоты. Какие-то добрались до соседнего оазиса покрупнее, какие-то сдохли в пустыне, но оставаться не было смысла совсем. Это поняли даже бегемоты. Тем не менее, матерый бегемот, так поразивший их вначале передачи, остался сидеть в пересыхающей луже. Его шкура растрескалась, он совершенно дошел, но упрямо сидел, зарывшись в ил, насколько возможно, до самой смерти. Идти строить жизнь на новом месте, издавна захваченном другими бегемотами, он не захотел.

У Нильского заняло неделю написать главную статью своей карьеры. Ведь отгадка была так проста – по мере того, как климат менялся, и наступала пустыня, оазис пульсировал, несколько раз наполняясь в дождливые годы и высыхая в засушливые. И регулярно с наступлением засухи там оставалась одна-две туши матерых бегемотов. Остальные могли помереть в пути, но их остатки были хаотично разбросаны по пустыне, а тут естественным путем за пару сотен лет, пока оазис не сдыхал окончательно, образовывалось целое кладбище упертых альфа-самцов. Не долго думая, Иван Петрович послал статью с решением тридцатилетней загадки в Nature и сразу получил отлуп, немного удивясь, он переподал ее в журнал пониже, потом еще ниже – то же самое. Впрочем, все уже было ясно. Нильское болото высохло.

Неоднократные истории
Диктуют нам такой закон:
И в небольшой аудитории
Найдется полный мудозвон.

Сыну стукнуло 16 и мать семейства требует от отца провести беседу. Мол, начни с кроликов, зайчиков... В конце концов уламывает. Тот берет сына в другую комнату и говорит: «Мама, требует рассказать, как оно обстоит у зайчиков... Помнишь, месяц назад мы ходили в публичный дом? Ну вот у зайчиков так же.»

Когда-то давно была культовая игра doom. Если делать сейвы, пройти уровни было не так сложно – приходишь с кучей амуниции и оружия, с нескольких попыток выучишь что-где, а то и в середине подсейвишься...

Но, на самом деле, все было спланировано так, что пройти любой уровень можно с нуля (например, лишившись одной жизни на уровне и продолжив, а не начав с сейва). Это было в разы сложнее – оружие только пары видов было прикопано в паре мест, зачастую в тайниках, а гулять и палить во все, что движется, ресурсы не позволяли. Пройти это с нуля и без инфы – была задача на годы, поэтому я предпочитал компромисс с честью геймера. Вначале проходил уровень с сейва, мочил там все, что можно, имея все виды оружия и не особо считаясь с амуницией, потом изучал уровень (проверял, где тайники и что там лежит; зачастую использовал коды разработчиков, надыбанные в инете, которые давали полную карту, чтобы не тыкаться дураком во все стены), а затем уже чисто проходил уровень с нуля.

Что-то мне подсказывает, что у зайчиков также. ЕВПОЧЯ.

Когда б вы знали из какого сора... А. Ахматова.

Нацлидер уже не тот,
но время кормить народ,
кряхтя бедняга встает,
кряхтя идет в огород.

Опять надо делать чудо,
готовить народу блюдо...
Зато хоть потом свобода –
гуляй три-четыре года.

Когда он был помоложе,
все верили – он всё может,
хватало и постных щей
из очень простых овощей.

В другой раз шинкуешь в окрошку
петрушку, морковку, картошку,
колбаску, перчик, горох...
и секскабачок, ох.

Попав, что в кастрюлю, в парламент,
немедленно овощ затянет
дискуссию «Кто важней!»
и кто народу нужней,
кто защитит от деменции...
и кто добавит потенции.

А нынче чтоб сделать чудо
нужно лапши полпуда...
и кучу острейших специй,
без них никуда не деться.

Что делать... зовем на дело
малосъедобное тело.
Интеллигент сблюет,
но пипл, глядишь, сожрет.

Прищурил нацлидер глаз,
что скормим на этот раз?
И, выждав совсем немножко,
наполнил свое лукошко.

В меню: голубой фантомас,
мышь, карабас-барабас,
откормленный капитошка
и крашеная мандавошка.

БАДов собрал букет,
а в главном выбора нет –
из пуда лапши натюрморт...
и старый засохший торт.

Appendix.

При работе над текстом использовались следующие сорные источники:

1. Новомодное выражение «уже не то(р)т».

2. Анекдот о Путине и овощах.

3. – Что бы было, если бы на выборах президента против Шимона Переса выставили кабачок?
– У нас был бы президент-кабачок.
Анекдот времен избрания президентом ничем не примечательного (как тогда казалось) министра туризма Моше Кацава вместо известнейшего Шимона Переса. Из-за недоразвитости ивритского инета он не гуглится.

4. Стихотворение об овощном супе.

5. Стихотворение о багажной квитанции (... и маленькая собачонка).

А также, не использовались, но могли бы использоваться, если бы я вовремя погуглил или вспомнил: пост уборщицы Путин уже не торт с соответствующей иллюстрацией, мой совсем недавний пост Суп из мухоморов.

И дарований половинных
(Так справедливей — пополам!),
Век не салонов, а гостиных,
Не Рекамье, — а просто дам...
А. Блок, «Возмездие».

Кто сдает продукт вторичный, тот питается отлично. В. Войнович, «Москва 2042».

Как-то раз один благородный дон, начитавшийся рыцарских романов, решил в одиночку улучшать мир. При первой же возможности он бесстрашно бросился на пару десятков великанов, жутко размахивавших руками, и даже пронзил одному руку копьем, но получил страшный ответный удар. А когда он с трудом встал, выяснилось, что, хотя он победил, великаны, чтобы скрыть свое поражение, превратились в мельницы. Конечно же, не без помощи злого колдуна Фрестона, ранее похитившего библиотеку рыцарских романов благородного дона Кихота. Простым людям вроде оруженосца дона даже казалось в наваждении, что великаны были мельницами с самого начала, но сам дон не только видел великанов до превращения, но и слышал слова, сказанные колдуном, и принятые оруженосцем за завывание ветра – того самого, что так неудачно повернул мельничные крылья – мы еще вернемсссся ... череззззз 400 лет ... и будет насссс легион.

Через 400 лет один из многочисленных платонических потомков благородного дона (а других и не было, ведь роман с Дульсинеей был чисто платоническим), никак не мог понять почему из обычного (к тому времени уже довольно виртуального) мира потихоньку уходит жизнь, а все настоящее и первичное потихоньку заменяется вторичным продуктом, и даже тот зачастую оказывается фейковым. В тоске по былым героическим временам он перечитал Сервантеса и тут его осенило – Фрестон со своими великанами вернулся и принялся за старое. Да так умело, что, как и тогда, никто этого не замечает.

Через 5 минут наш герой уже был готов к бою, верхом на кресле фирмы «Россинант» и с мышью наперевес. Ориентируясь главным образом на чутье, точнее, на запах, уже через 5 минут и 20 линков он вышел на поляну, в середине которой стоял великан в поварском колпаке. Вокруг разливалось невыносимое амбре, источник которого был абсолютно ясен – великан помешивал черпаком в огромном чане со вторичным продуктом. Да и вокруг было набросано... И при этом ходившие рядом люди ничего не замечали из-за чар. Не было никаких сомнений, что великаном был все тот же колдун Фрестон.

К нему и от него сновали с горшочками поварята – всякая нечисть, напоминающая троллей, гномов, крысят и мышат. Мерзко попискивая, они разносили продукт по периферии. Конечно, доживи благородный дон до наших времен, он, не думая, ринулся бы на самого Фрестона, но наш благоразумный герой решил, что с него хватит и гнома. Пусть каждый возьмет на себя по мышонку, и победа будет за нами. Выбрав себе одного карлика, он подобрал с травы кусок коровьей лепешки и со всей силы запульнул в него. Согласно законов физики карлика, при его ничтожной массе, должно было сбить с ног, но, к удивлению героя, карлик замахал руками со скоростью каратиста в дешевом китайском фильме, в воздухе перерубил лепешку на кучу мелких кусочков и стал ими кидаться в героя, пока тот не увяз в субстанции по колено. Да еще и случайным прохожим перепало, они стали недовольно коситься, а некоторые даже вытащили телефоны и начали куда-то названивать. Кое-как отряхнувшись, герой кинул в карлика лепешку побольше и на этот раз увяз по пояс. А когда он пытался дотянуться до чего-нибудь еще, сзади набежали санитары из незаметно подъехавшей скорой помощи, застегнули на нем смирительную рубашку и потащили в машину. И все же, оглянувшись, наш герой понял, что этот бой в войне с Фрестоном он выиграл – карлик трусливо исчез, а на его месте стоял простой вентилятор.

окончание притчи о Мойше, оставшемся без идей

Видит Мойше, что не поможет тут никакая логика, остается на чудо надеяться. Прочитал семь раз Шма Исраэль и лег спать. Плохо спал, в поту просыпался, во дворе разбойники аки волки друг на друга рычат – виски, чай, не бургундское, но к утру провалился в сон и увидел стену вот с такой надписью: «Логика второго порядка расширяет логику первого порядка возможностью квантификации общности и существования не только над переменными, но и над предикатами, и к ней не сводится.»

Не понял Мойше, что за намек получил, какой такой логикой надо пользоваться, пошел с разбойниками разбираться.
– Ты что нам выставил? – кричат, – Мы троих хлопцев потеряли! Давай что-нибудь помягче.
Выставил он им бочку эля, а сам давай молиться, чтобы понятнее ему подсказку дали. Прочитал шесть раз Шма Исраэль, по числу оставшихся дней, и спать лег. На этот раз приснилась ему такая надпись: «Не бывает самого большого множества, ибо множество подмножеств всегда больше.» Слова, вроде, не такие страшные, а на что намек, все равно непонятно. Чем разбойников поить-то?

Стал Мойше молиться, чтобы попроще ему подсказку дали, без слов умных, чтобы понять, что ему делать. Пять раз прочитал Шма Исраэль и заснул. И приснился ему на этот раз петух с огромным хвостом. Красивым и зеленым.

И никаких слов, как и просил. И на следующий раз то же самое, и дальше все то же. Совсем испугался Мойше, время истекает, небеса над ним, дураком, смеются, разбойников еще шесть десятков осталось...

Выставил он им в последний раз ром, прочитал Шма Исраэль и лег спать. И привиделся ему опять петух, но стал на него Мойше от отчаяния смотреть повнимательнее. И видит – хвост-то зеленый, но, на самом деле, цветной, и синие перья есть, и желтоватые... Как хватил себя Мойше со сна по лбу, хорошо глаз не выбил – вот же разгадка. Зеленый цвет – это же синий с желтым.
Принес Мойше вечером разбойникам бочонок.
– Что такое? – спрашивают.
– Северное сияние! – отвечает.
– Какое же, – говорят, – это сияние, когда простая горiлка с пузырями? Обмануть нас хочешь, кончились у тебя затеи, вешать пора?
– Да нет, – говорит, – не простая горiлка, а с игристым вперемешку. Другой напиток. И по шарам, братки, бьет вдвойне. А если вы думаете, что это то же самое, что игристое и горiлка – то вот вам две кружки, разлейте северное сияние на игристое и на горiлку.
Подумали разбойники – и вправду, что-то новое. И в голове шумит по-другому...

А на другой день Мойше им ерша принес, и пошло-поехало, пока через полгода последние десять разбойников не умерли от цирроза печени. А Мойше доехал таки до своего города, и, хоть и осталось у него втрое меньше закупленного, он сразу разбогател, а его заведение «Півнячий хвіст» стало самым известным в округе. Ибо Мойше первым стал подавать коктейли¹.

1. Wiktionary пишет, что слово «cocktail» вошло в оборот в начале 19-го века и имеет неясную этимологию. Не иначе как Мойшены заслуги были вымараны со страниц истории в силу бытового антисемитизма.

Когда Мойше был маленький, он учился у хасидского мела́меда. Много притч рассказывал меламед на все случаи жизни, но одну повторял снова и снова. Про то, как у еврея стали дохнуть куры и он позвал помочь ребе. Ребе почитал книгу Зоар и сказал нарисовать на полу квадраты. Куры дохли, опять пришел еврей за помощью, и велел ему ребе натянуть веревочку вокруг курятника, а на ней семь раз по семь узелков завязать... на восьмой день пришел еверй и сказал, что сдохли все куры. Огорчился ребе и сказал: «Как жаль, ведь у меня еще столько идей.»
– Так вот – говорил меламед – у еврея может не быть кур, но идеи должны быть всегда.

Вырос Мойше, получил наследство и решил открыть питейное заведение. Поехал он в портовый город, закупил бочек и бочонков, да по пути назад поймали его 70 разбойников. Хотели сразу повесить, но уговорил их Мойше подождать:
– Вы в лесу одну горiлку жрете, а я вас таким напою, чего никогда не пили.
– Ну ладно, сказал старшой. Сколь веревочка не вейся, повесить тебя всегда успеем. Поживи, покуда сможешь так нас поить.

Выставил им вечером Мойше бочонок бургундского.
– Что такое? – спрашивают.
– С красного винограда горiлка из французской области Бургундия.
– Ну давай.
Напились разбойники, передрались, Ваньке черепушку проломили и спать легли. "Курочка по зернышку," – подумал Мойше и довольный спать пошел. На следующий день выкатил бочонок Бордо.
– Что такое? – спрашивают
– С красного винограда горiлка из французской области Бордо.
– Ты что, уговор забыл поить тем, чего никогда не пили? А с красного винограда мы вчера упились, вон Ваньке черепушку назад никто не вставит.
– Так ведь то ж Бордо, другой сорт...
– Либо ты эти жидовские шуточки оставишь, либо через пять минут висеть будешь.
Выкатил им Мойше бочонок вискаря, а сам сел и опечалился. Как ни посчитает: коньяк, белое, игристое, пиво, ром, эль, все одно – через неделю повесят. Нет у него ни других бочек, ни других идей, а разбойники не куры – за восемь дней не закончатся.

окончание следует.

Disclaimer: в этом фантастическом рассказе, происходящем в будущем, выдумано все. Единственная причина, по которой действие происходит в Йеле, а не Принстоне или Гарварде, связано с фонетической шуткой на русском языке.

Многобуквенное окончание притчи о Джоне Барке.

Вернувшись в Дакоту на работу, Джон за день отобрал две группы слов для своей викторины: сенатор, сутенер, бандит, симпатяга, и так далее, а вот с фотографиями вышла заминка. Оказалось, что нужны разрешения, какие-то, этические формы – все то, с чем Джон дела не имел, и для чего требовалось какое-никакое финансирование. Обычно, такие расходы оплачиваются из научных грантов, но Барк из Хупла даже и не пробовал подавать заявку на грант, ведь в конкурсе участвуют психологи из всех университетов. По счастью скоро позвонил Х, поинтересовался, как дела, ничуть не удивился и предложил небольшой грант от благотворительного фонда, поддерживаемого его семьей. Гранта хватило на то, чтобы уговорить несколько сотен студентов поучаствовать в проекте и дать разрешение на использование фотографий, да вот незадача – черных были единицы. Джон стал звонить Х, тот поворчал, но согласился помочь в последний раз.

– Наш фонд, – сказал Х, – помогает разным людям, и они могут согласиться на использование фотографий для науки, если мы их попросим. Но они бы не хотели афишировать факт получения помощи. Так что мы передадим тебе готовую базу на несколько сотен фотографий с заполненными формами о согласии на использование в твоем исследовании, но встречаться с тобой или другими психологами или еще как-то сотрудничать они не планируют. Может, тебе придется немного смухлевать, в психологии raw data очень часто секретна, так что выкрутишься. Конечно, Джон согласился, а его универ в Дакоте не задал лишних вопросов – скорее всего Джон принес первый и последний грант в эту лавочку. Конечно, Х был прав – байес был четко виден почти у всех подопытных добровольцев, как школьных учителей, так и профессоров универа. Через полгода Джон позвонил Х, поблагодарил за помощь и сказал, что выражает в статье благодарность Х и его фонду и посылает ее в Psyhological Review. К его полному изумлению, Х в первый раз вышел из себя.
– Куда?! – заорал он – Ты идиот, или притворяешься?! Ты уже послал туда, твою мать? Нет? Ну слава, богу. Попробуй Nature.
– Да ведь... там же пошлют на проверки в три команды... да у них совсем другие профессиональные требования, да они наверняка завернут...
– Ты еще не понял, что я знаю жизнь намного лучше тебя? Попробуй, и точка. Да, и не надо выражать нам благодарность. А то, в самом деле, как бы они к этому не прицепились – ведь не обычные агенства по распределению грантов, а никому неизвестный частный фонд.

Дальнейшее напоминало сказку о крошке Цахесе. Статью приняли моментально и включили в десятку важнейших открытий года. Десятки уважаемых психологов соревновались в быстроте проведения аналогичных экспериментов и получали похожие результаты, разве что уточняющие детали. На Джона посыпались приглашения на конференции, а потом и на работу. Неудивительно, что из всех вариантов он выбрал свою альма матер – Йельский университет. Довольно скоро, вокруг Барка сформировалась целая школа очень толковых докторантов и постдоков, которые проводили эксперименты, и все, что от него требовалось, – задавать общее направление и подписывать написанные ими совместные статьи. Как и обещал Х, Барк стал гуру.

После того как скрытый расизм был однозначно предъявлен публике, отделы кадров университетов и передовых фирм объявили ему вендетту. Вначале она носила мягкий характер – сотрудников обязывали приходить на лекции, где представители Барковской школы на пальцах объясняли, что такое скрытый расизм и призывали убить дракона в себе. Конечно, этим не кончилось, и вскоре сотрудников, заваливших тест на скрытый расизм, стали подвергать санкциям – заморозка зарплаты, отказ в продвижении или приеме на работу. Особенно зверствовал университет, где рулил Барк, и наиболее проницательные (и затребованные на рынке) профессора, по-тихому перебрались в другие учебные заведения.

Неудивительно, что вскоре возник запрос на курсы подготовки к таким тестам: «тренинги по искоренению скрытого расизма». Это оказалось не так просто сделать, ведь со времен первого теста Барка область разрослась, и скрытые стереотипы выявлялись множеством разных способов. Тем не менее, одна фирма давала почти стопроцентный результат – недавно открытая X фирма «White charge», использующая старую проверенную технику – электрошок. Там, где не помогала никакая психологическая работа, – поди достучись до подсознания – вполне работал тупой рефлекс. Такие словосочетания как «белый заносчивый» можно использовать, а кое-какие другие – не советуется. И пора это уже не головой понимать, а мозжечком чувствовать.

White charge сделала Х миллиардером за год, и ее популярность росла как снежный ком. Специалисты в отделах кадров начали поговаривать о том, что обязать человека пройти электрошоковую коррекцию под угрозой увольнения, они, наверное, не могут из-за каких-то глупых поправок к конституции, но заморозить ему зарплату вполне возможно. А уж не дать теньора в универе...

Где-то в это время находившийся в зените славы Барк встретил Х в последний раз и был очень удивлен, услышав, что тот продает фирму за жалкие десять миллиардов.
– Все только начинается! Вот-вот к тебе пойдут не отдельные карьеристы, а целые рабочие коллективы...
– Понимаешь, – сказал Х, – у умного бизнесмена должно быть простое правило: в течении долгого времени можно либо сильно обманывать немногих, либо многих, но несильно. Я не знаю, где порвется, но мое чутье говорит, что мне пора.

Конечно, дуболом Барк не поверил. Он давно привык к критике «завистников», что результаты тестов на скрытый расизм нестабильны и не дают никакой корреляции с поведением, а значит меряют черт те что – величину практически никчемную и ни на что не влияющую. Ему даже не надо было ничего делать – от всего этого легко отбрехивались ученики, занявшие ведущие места в других департаментах. Ставили свой эксперимент, получали другие результаты, тянули дискуссии. И даже если какая-то одна методика объявлялась несостоятельной, это никак не влияло на картину в целом.

Конечно, критики пытались подкопаться и под начальную статью в Nature, чтобы опровергнуть всю область разом, но Барк был начеку. Очень изредка он соглашался на повторный эксперимент, ставил его в своей лаборатории и доказывал, что тест работает вне всякого сомнения, а почти все вокруг, к сожалению, всё еще скрытые расисты. За исключением тех, кто прошел коррекцию электрошоком.

Конечно, Х был прав. Как у Барка, так и всего Йельского университета образовалось огромное число врагов и в академических кругах, и вовне, так что борьба вышла за рамки чистой психологической науки. Для начала кто-то хакнул его датабазу в Йеле и даже слазил в Хупл. Полиция нашла, что следы вели в компьютерный департамент другого уважаемого университета, но никого не поймала. Барк выступил с обычными обвинениями в адрес расистов и супремасистов и не придал инциденту значения. А через пару дней вышла статья в NYT (да, даже журналисты этого прогрессивного издания были не в восторге от перспективы пройти курс в White Charge) о том, что Барк скрыл грантодателя Х, использовал его датабазу рецедивистов (а именно им помогал фонд Х) и нашел корреляцию между студентами и хорошими словами, и рецедивистами и не очень хорошими словами. Ну разные у них рожи независимо от цвета кожи. С этим Барк еще как-нибудь мог бы бороться, но последнее обвинение было фатальным – борец со скрытым расизмом, собрал для своей выборки черных фотографий одних уголовников. Он не борется с предрассудками, он их создает.

Грянул дикий скандал, куда выплеснулась вся накопленная за 15 лет отрицательная энергия, а по его окончании психология лишилась столь перспективной области, как исследования скрытого расизма, а лига плюща – одного своего члена. Остальные дружно проголосовали за исключение. Дальше пошло по нисходящей. Новый президент разжалованного Йеля закрыл департамент психологии – выпиливание дупла такого размера было единственным средством ~~выковырять короеда~~ выгнать Барка, а совет выпускников принял решение лишить его звания алюмни, создав небывалый прецедент. Сам Барк до конца жизни считал, что его подсидели завистники, пытался выступать в своем обычном стиле, но его уже никто не слушал – сказка о крошке Цахесе подошла к концу. Через полгода Барка хватил удар, и его сил хватило только на небольшую месть в завещании. На его могиле выбито:

«Здесь лежит John Beatl Bark. Он закончил Ель. Дважды.»

– Зачем вы взяли на работу короеда? Он же ничего не умеет!
– Он закончил Ель!
Из резюме Дж. Буша младшего.

Случилось это в том недалеком победившем будущем, до которого еще надо суметь дожить. Герой рассказа Джон Барк в полном соответствии со своей фамилией был довольно дуболомный малый, даже не знавший, что его среднее имя Битл придумано в честь группы Битлз (о которой он тоже ничего не знал). Он его не любил за ассоциации с жуками, хоть писалось оно по-другому, и всегда сокращал до одной буквы.

Закончил Джон сам Йельский университет, будучи принятым туда по квоте для глубинки, но особо не блистал и с тех пор продвигался дауншифтингом – докторат делал в Айове, а на работу устроился вообще в департамент психологии совершенно заштатного университета Южной Северной Дакоты в местечке Хупл. Основное преподавание было для школьных психологов, пригнанных на курсы повышения квалификации, благо психологическая наука не стоит на месте, и каждые лет десять надо осваивать новую концепцию, а за работу по старинке можно и с должности вылететь. Исследовательская же деятельность сводилась к подготовке психологических тестов для школьников по строго отработанным более продвинутыми коллегами лекалам. Впрочем, работой-то своей Джон был доволен, а улучшить хотел разве что престижность позиции и зарплату. Самому Джону это было явно не по силам, но помог случай.

Как-то раз на ежегодном сборе выпускников Йеля Джон встретил своего старого приятеля и однокурсника Х из очень богатой семьи. Лет 50 назад у них был крупный бизнес по лечению заикания электрошоком.

– Золотые были времена, – говорил Х, – фирмы абсолютно легально отказывались даже брать к рассмотрению такие резюме, и люди были готовы платить большие деньги. Потом начались все эти дурацкие законы о равных возможностях, денег в бизнесе стало меньше, и мы вовремя оттуда вышли, а те дураки, которые просидели там еще лет десять, теперь спускают в судах последние штаны... В нашем деле главное – чуять ветер! С тех пор мы сидим на мешке с деньгами, точнее, вкладываем в разные фонды, и ждем, когда все вернется к норме. Но, видимо, не дождемся, норма меняется. Впрочем, для делового человека это не препятствие, и меня есть неплохая идея на будущее, где и ты сможешь поучаствовать.

Джон заинтриговано молчал, и Х продолжил.

– Сейчас в моде как раз бороться за равные возможности заикам, дислектам, белым, черным, и давно идет давление на все отделы кадров оные возможности предоставить. Есть методички, описания, критерии. Этот поезд ты уже пропустил, но ведь жизнь не кончается. Наверняка есть подсознательный байес, который никакими методичками не исправишь, и как раз психологи могли бы его окучивать...

Джон непонимающе посмотрел на собеседника и опять ничего не сказал. Как ни странно, тот не разозлился, а даже скорее обрадовался.

– Ну как же, как же, ты же помнишь проект, который мы вместе делали в конце бакалавриата – составить опросник для детей: что вам напоминает эта картинка, а какие ассоциации вы видите вот здесь, и так далее. А по ответам решать, кто может быть склонен к самоубийству, к кому домой послать соцработника, ну и так далее. Абсолютно классическое психовуду, наш хлеб с маслом.

Проект, Джон, конечно помнил. Да он сам чем-то таким всю жизнь и занимался, но куда клонит собеседник, все еще было загадкой.

– Так вот, – продолжал Х, – ты напишешь тест для измерения подсознательного расизма, докажешь, что все, ну буквально все, им заражены, а потом на правах гуру будешь учить мир с ним бороться. Ну и нам, если повезет, найдется, чем заняться.

То что, таким акулам найдется, чем заняться, Джон не сомневался, но вот что делать самому, он не очень понял и беспомощно посмотрел на Х. Тот опять только улыбнулся.

– Слушай, ну нас же учили, есть сто вариантов. Например, выявим подсознательную корреляцию между белыми/черными и хорошими/плохими. Да хоть так: показываешь вперемешку рожи и слова, и просишь на белые рожи и хорошие слова жать 1, а на черные и плохие – 2. А потом наоборот, на белые и плохие – 1, а на черные и хорошие – 2. Если в первый раз время реакции короче – то вот тебе и корреляция. Можно, конечно, во второй раз и слова похитрее подобрать, чтобы подольше реакция была, но я бы тебе не советовал. Попадешься рано или поздно. А главное, чего рисковать – и так игра беспроигрышная. Так что составь себе список слов и рож, и выбирай оттуда случайным образом. Да, и держи меня в курсе, как проект двигается.

Окончание следует.

Случилось это в незапамятные времена. Гулял Иванушка вдоль речки, ушел далеко от знакомых мест и основательно устал. И вдруг видит: стоит на берегу огромное каменное кресло, красивое до невозможности, да одна беда – занято. Сидит в нем какой-то странноватый опухший человек.

— Эй, дядя, –кричит Иванушка, – место не уступишь? Я ненадолго.

Человек молчит, не двигается. Иванушка подошел совсем близко, повторил вопрос. Человек осторожно встал и молчит.

– Дядя, сесть можно?

Человек что-то бормочет – понять нельзя. Видать, пьяный. Ну, Иванушка и сел, недолго думая, а человек вдруг как побежит вдоль берега, только его и видели. Посмеялся Иванушка чудаку, посидел, в речку поплевал, отдохнул, ну, думает, пора и домой. Хочет встать... и не может. Как невидимым ремнем кресло его держит.

Прошла пара дней, выучил Иванушка что к чему. Если никого живого рядом нет, не встанешь никак. Если живая душа какая рядом, зверь или птица, то можно встать, на пару метров отойти и даже из речки попить, но дальше не отпускает проклятое. Понял Иванушка, что надо кого-нибудь вместо себя креслу оставить, да только не садятся на него белки и вороны. А между тем, заначка в рюкзаке заканчивается, совсем скоро плохо будет.

Повесил голову Иванушка, не ждет уже спасения, да вдруг смотрит – плывет по реке лодка, а в ней человек сидит. Не верит Иванушка своему счастью, и говорит так ласково, как только может.

– Куда мил человек путь держишь, устал небось грести, отдохнуть часом не хочешь? Причаливай тут рядом, я тебе, так и быть, даже место уступлю.

Человек подплывает поближе, но смотрит подозрительно.

– А какое тебе дело-то. Ты на мою лодку, часом, не позарился?

– Чудак-человек. Да кому она нужна? У меня слуг столько, что они мне из имения каменное кресло на реку каждый день по две версты таскают.

Подумал гребец и пристал к берегу рядом. Встал Иванушка и смотреть на него боится – вдруг взгляд выдаст. Гость же, ничего не подозревая, подошел – спасибо, хозяин – сказал, да и сел в кресло.

С диким смехом в один прыжок заскочил Иванушка в его лодку, даже рюкзак брать не стал – некогда, и погреб сколько было сил и не оглядываясь. Человек сзади что-то кричит, а Иванушка даже не поворачивается. Час плыл, два, совсем из сил выбился, да все остановиться боязно. Пересилил себя, наконец, поглядел вокруг – тихо все, никто за ним не гонится. Ну, думает, насилу спасся. Пытается весла положить... и не может.